Ничего нового под солнцем

Кривое не может сделаться прямым

Кеша с трудом разлепил глаза. Его трясла жена. Затуманенное сознание с трудом воспринимало смысл её слов. Организм бунтовал. От дикой боли раскалывалась голова, к горлу подкатывал сладковатый комок.
— Вставай, придурок. Уже восемь часов. Работать надо., — почти без перерывов, мотонно, на одной ноте ныла жена.
Не обращая никакого внимания на супругу, Кеша повернул голву. На полу, возле кровати стоял эмалированный таз. В нос шибанул запах свежей блевотины.
— Значит опять блевал, — с трудом соображал Кеша. -Чёрт, ничего не помню!
Рядом с посудиной валялись вывернутые наизнанку брюки, грязные носки, которые к запаху блевотины добавляли своё амбре, рубашка с полуоторванным рукавом.
Жена перестала причитать, некоторое время постояла у кровати, наблюдая, как Кеша со стонами сел и обхватил голову руками. Потом, вздохнув обречённо, ушла на кухню.
Супруга Кеши была ещё совсем молодой женщиной, но от постоянных возлияний супруга, от невозможности хоть как -то изменить своё существование, от постоянной борьбы с пьянством, приобрела вид потрёпанной, бездомной кошки. Она давно махнула рукой и на себя, и на свою судьбу. Вся её фигура дышала безнадёжностью и забитостью. А в последнее время на неё ещё стало накатывать чувство страха. Она пыталась бороться, гнала от себя дурные мысли, страх пропадал на какое- то время, но возвращался снова и снова.
Ей некуда было идти. Муж — офицер, жили они в маленьком гарнизоне, в маленьком городишке. Здесь нельзя было спрятаться от людских глаз и злых язычков. Она теперь испытывала стыд за мужа — пьяницу, за себя, за свою паскудную жизнь. И очень боялась жалости, которую чувствовала в каждом взгляде, на неё обращённом. Сплошная безнадёга.
Кеша поднялся с кровати, внезапный позыв к рвоте согнул его пополам, он, судоржно сглатывая слюну, сумел сдержать желудочное извержение.
Пошатываясь, придерживаясь то и дело за стены руками, он добрался до кухни. Схватив первый попавшийся в руки бокал, открыл кран и залпом влил в себя два стакана воды. Его опять затошнило.
— Что же я вчера пил? — размышлял Кеша. — была водка, потом портишок,…..потом….хурчул, да, хурчул. Он то, сволочь, и зацепил меня. Интересно, какую гадость суют туда армяне?
Размышляя таким образом о вчерашних событиях, он машинально выхлебал чашку кофе, после чего отправился в ванную.
Из подъеда Кеша вышел уже почти уверенным шагом. Ничего не выдавало в нём вчерашнего загула, только вот воспалённые глаза, да слегка опухшая физиономия подводили, но это если присмотреться внимательно.
— Командир батареи, конечно, присмотриться, — думал Кеша. Глазастый,чёрт. И перегар унюхает. И опять пойдут нотации, уговоры, потом угрозы…..Ничего, переживём, не в первый раз.
Гена Наумов, он же Кеша, когда-то закончил военное училище, дослужился до капитана, теперь исполнял должность начальника отделения подготовки данных. В подчинении имел одну единицу техники — ЭВМ, на базе автомобиля Зил-157, и трёх солдат — водителя и двух вычислителей.
Звёзд с неба он не хватал, командирских навыков лишён был начисто, вот и застрял на капитане. Он давно смирился со своим положением, не проявлял, как офицер, никакой активности, одним словом, махнул на всё рукой. Свою нынешнюю работа знал хорошо, а т.к. специальность была редкой, знал, что иногда он нужен, и поэтому его ещё долго будут терпеть. Кеша пил, сколько себя помнил. В молодости это было удовольствием, развлечение, теперь же стало наязчивой необходимостью. Иногда он пытался посмотреть на себя со стороны, но ничего у него не выходило, появлялось только одно чувство — жалость к себе. Тогда он плакал, размазывая пьяные слёзы по щекам.
И прозвище своё он получил по пьяной лавочке от событыльника, и оно, вишь ты, прицепилось навсегда. Было в этом прозвище что-то обидное, оскорбительное. Но Кеша и к нему привык, как привыкает собака к своей кличке.
На командира батареи Кеша налетал в коридоре казармы. Командиру достаточно было одного взгляда на него, чтобы сразу оценить его состояние.
— Привет Наумов, — сказал командир. — Спасибо, что пришел сегодня на службу. Я думал, что ты не объявишься, я уже кое-что слышал про твои вчерашние художества. Молодец, копай себе яму. Давай-ка Пройдём в канцелярию, там и поговорим.
— А что я? — пытался Кеша придать своему голосу жалостливые нотки. — Нормально всё было, честное слово.
Но командир его уже не слушал. Кеша замолчал и покорно последовал за ним. Канцелярия была пуста. Командир сел и жестом пригласил сесть Наумова, показав стул напротив. Наумов сел и приготовился к длинному разговора. Но разговор оказался коротким.
— Наумов, ты помнишь наш последний разговор? — спросил командир. — Это после того, как тебя принесли из дома, на носилках. По тревоге нас тогда поднимали.
— Помню, как же его не помнить, когда я двое суток по вашей милости просидел в ЭВМ, — с обидой ответил Кеша.
— Ты же тогда бил себя в грудь и клятвенно обещал завязать с пьянкой. Просил пожалеть тебя и твою семью. Мы пожалели, а ты опять за старое.
Кеша молчал, сказать ему было нечего, и тупо смотрел на свои руки, они лежали на коленях и слабо подрагивали.
— Запомни, что я тебе скажу, — продолжал командир. — Не остановишься, не прекратишь пьянствовать, пойдёшь на суд чести офицеров. Он будет третьим, последним. После него уволим к чёртовой матери, тогда пей где хочешь, сколько хочешь и с кем хочешь. Всё! Свободен.
Часть стояла на плацу, на общем разводе. Шёл перевод техники на режим осенне-зимней эксплуатации. Командир опять обращал внимание на соблюдение техники безопасности при работах, приводил примеры. Начальник штаба зачитал последние приказы и директивы высоких штабов на тему перевода техники.
Кеша рассеянно слушал наставления, приказы, директивы. Он слушал их не один год, они набили оскомину. В голове крутился только-что состоявшийся разговор. Он пытался представить себе ситуацию, если случиться всё то, о чём предупреждал командир.
— Ерунда, ничего не будет. Пугает командир, как всегда. Пошумит, пошумит и успокоиться, — крутилось в голове Кеши.
Развод закончился. Подразделения отмаршировали в парк. Началась работа.
В мастерской части работа уже кипела. Надо было заниматься и своей техникой и ещё выполнять другие работы. Надо было срочно что-то точить, фрезеровать, варить. Стоял рабочий шум и гам.
Прапорщик, командир взвода, заканчивал сваривать козлы,т.е. подставки, которые использовались для безопасной работы под машиной, машина поддомкрачивалась, а потом опускалась на козлы.
Остался ещё один такой козёл. Прапорщик передал электрод дуговой сварки солдатику, ученику.
Сваришь его, сказал прапор солдату. — А потом загрузишь все на тележку и развезёшь по подразделения. В первую очередь снабдишь батарею управления, у них нехватка. Всё понял?
— Так точно, — ответил солдат и начал работать.
Федя Молодцов, начальник службы ГСМ, медленно шёл между хранилищами парка, на ходу здороваясь со знакомыми. Он делал вид, что озабочен какой-то проблемой. На самом деле он шёл к Кеше, с которым они вчера чудили в забегаловке. Организм требовал похмелья.
Капитсн Молодцов был здоровым и крепким парнем. Обладал недюжинной силой — большим и указательным пальцами, на спор, свободно сгибал пятак пополам. Однажды его друзья решили подшутить над Федей. Он был обладателем горбатого «Запорожца», который купил по дешёвке у знакомого алкаша.
Бедолага «Запорожец» был втиснут толпой друзей между двумя деревьями таким образом, что его передний бампер упирался в одно дерево, а другой — в другое.
Федя, увидев такую картинку, долго не раздумывал, в четыре приёма вытащил машину из западни, отдышался и заорал во всю глотку:
— Суки! Узнаю чьих рук дело, ноги повыдергаю, с корнем.
А суки тем временем из-за угла подсматривали и тихонечко хихикали. Они знали отходчивый характер Феди, и поэтому особенно не переживали за нижние конечности.
Федя, в отличие от Кеши алкашом не был. Иногда увлекаясь, мог перебрать горячительного, но разум не пропивал. Федина кипучая энергия, в силу его характера, постоянно рвалась наружу. Он любил пошуметь, затеять потасовку, но быстро стихал, удивлённо взирая на поломанные во время драки столы и стулья. Приносил извинения, расплачивался за погром. Его хорошо знали в городе и уважали за простоту и душевность.
Вот и шёл Федя к Кеше, чтобы поправить и себя, и Кешу. Вчера они назюзюкались, помогли какие-то неизвестные друзья, с которыми потом Федя выяснял отношения, а Кеша в потасовке участия не принимал, но,как товарищ Молодцова, схлопотал по морде и по другим частям тела, и рукав рубашки оторвали. Вот и искал Федя товарища по пьянке, вину какую-то чувствовал перед ним.
Кешу он увидел сразу. Тот копался в двигателе машины. Подойдя к нему поближе, Федя поздоровался.
— Как дела? Голова небось трещит? — продолжил он.
— Не только голова трещит, но и трубы горят. А потом я уже схлопотал от начальника разнос, ответил Кеша и полез под капот.
— Подожди, не суетись! Похмелиться хочешь!
— Ещё как хочу! Только денег у меня нет на опохмелку, да, и бросить я решил это дело!
— Вот и отлично, похмелишься и бросишь пить. А то как же иначе. А деньги у меня есть, я угощаю, — и Федя помахал перед кешиным носом пятеркой, вытащенной из кармана рубашки.
— Давай, дуй за бутылкой, а я тебя здесь и подожду. По сто примем, и всё будет гут.
С этими словами Федя сунул деньги в руку Кеши. Тот, ничего больше не говоря, скинул с себя рабочий комбинезон и исчез. Федя вышел из хранилища и сел на травку, у стенки.
Солдат-мастеровой закончил сварку, загрузил козлы на тележку и покатил её к заказчикам. У хранилища батареи он остановился и крикнул:
— Пехота, налетай! Козлов вам привёз, с пылу, с жару. Выскочившие на его крик водители мигом расхватали железяки и утащили их в хранилище. Мастеровой покатил тележку дальше.
Федя Молодцов ждал Кешу. Прошло уже минут сорок, как тот исчез с пятёркой. Давно уже должен был вернуться, ходу до магазина было минут пятнадцать.
Федя начинал нервничать, он уже нетерпеливо вышагивал возле хранилища. Солдаты начали собираться, убирать разбросанный инструмент, закрывать ворота. Время подошло к обеду. Кеша как в воду канул. Федя плюнул и тоже отправился на обед.
После обеда Федя вернулся к хранилищу батареи. Расспросив солдат, он выяснил, что Наумов не появлялся. Федя решил ждать до конца.
И он дождался. Кеша появился уже почти в конце дня. Его мотало из стороны в сторону. Он с трудом держался на ногах.
— Где ты, гад, был! Где бутылка? — вопросом встретил он Кешу.
— Друзей встретил, и бутылку твою мы выпили, еле ворочая языком, ответил Кеша.
Как выпили? — обалдело переспросил Федя. — Я же жду, тебя, скотина, полдня!
И вдруг рявкнул:
— Смирно!
Кеша мгновенно выполнил команду, и застыл на месте.
А Федя, едва размахнувшись, заехал Кеше по уху. Удар был вполсилы, но его вполне хватило на то, чтобы Кеша оторвался от земли и боком врезался в стенку хранилища. На мгновение он потерял сознание. Очнувшись он не увидел Феди, тот ушёл.
Кеша с трудом поднялся, кое-как привёл себя в порядок. Почему-то он протрезвел. Его уже не мотало. Правда, соображал он ещё плохо, но начал понимать, что опять сорвался. И Федьку зря обидел, тот ведь с душой к нему, а он, как последняя сволочь, товарища обидел, и опять нализался. Осталось только нарваться на командира, тогда совсем плохо будет. Супруга опять скандал поднимет, хоть домой не ходи.
Кеша боком прошмыгнул в хранилище. Никто не обратил на него внимания. Он натянул комбинезон и огляделся. Передние колеса машины были сняты, передок бампера опирался на козла, а водитель промывал ступицы колёс.
— Как у нас дела? — спросил Кеша у него. — Меня никто не искал?
— Ждал вас здесь капитан Молодцов, а больше никто не спрашивал.
Кеша немного успокоился.
— Хоть одна беда пока миновала, — подумал он. — А там посмотрим. Может быть, действительно, бросить пить! Вот жена будет рада, остальным, ведь, до лампочки, пью я или нет.
Размышляя таким образом, Кеша, почему-то, полез под машину. Что там он увидел? Что ему показалось с пьяну? А, может быть, он решил спрятаться от лишних глаз? Время потянуть до конца работ? Может быть и так. Кто ж теперь знает?
Кеша ведь не знал, что козла, на котором висела машина, мастерил недоучка, совсем никудышный сварщик, что швы он проварил плохо. И этот козёл, по воле случая, попал в руки кешиного водителя, а тот, ничего не подозревая, вывесил на него машину. Козёл стоял, но внутренние напряжения в местах соединения достигли критической отметки. Несчастье уже должно было случиться.
И когда Кеша почти исчез под машиной, швы козла разошлись, и он развалился. Передний мост, потеряв опору, глухо ударил о бетон.
Кеша не успел испугаться и удивиться. Всё произошло в считанные доли секунды. И наступила тишина.
Кеша погиб сразу, его грудная клетка была раздавлена. Кто-то истерично закричал, побежали за врачом, поднялся гвалт. Очевидцы наперебой пытались рассказать о проишествии, но их никто не слушал.
Поздно вечером супругу Наумова привезли в больницу, в морге которой лежало то, что осталось от Кеши. Её под руки подвели к столу. Она осторожно освободилась от поддерживающих её рук, сама откинула простыню с покойника. Перед ней лежал её Кеша, её боль, её мука. В уголках губ его запеклась кровь, лицо уже приобрело синюшный оттенок, но оно было спокойным и умиротворённым. А может ей только казалось так.
Она стояла и смотрела, а из глаз её текли и текли слёзы. Она не вытирала их, они текли по щекам и маленькими каплями падали на пол.

Время и вечность — размышления над ежедневной главой

• 8 февраля 2014
• Проповеди

Всему свое время, и время всякой вещи под небом:
2 время рождаться, и время умирать (Ек. 3:1-2 )

В этой главе Кохелет противопоставит время и вечность. Все, что связано с людьми — время. Все, что происходит, с одной стороны имеет начало и конец, а с другой — периодический повторяется.

Каждую минуту рождается больше, чем сто людей, каждую секунду кто-то умирает. Человеку не дано выбрать, когда родиться и когда умереть. Впрочем, по отношению к последнему у Кохелета есть поправочка:

Не предавайся греху, и не будь безумен: зачем тебе умирать не в свое время? (Ек.7:17)

Такие вот дела. Отдалить время смерти не может никто. А вот приблизить — это запросто.

время насаждать, и время вырывать посаженное (Ек.3:2 )

И тут есть интересный нюанс:

Ленивец зимою не пашет: поищет летом— и нет ничего. (Пр.20:4)

Слова о насаждении и жатве несут не только буквальный смысл, они говорят об общей закономерности — у всего есть начало и конец.

Таким образом, этот отрывок содержит важную концепцию — владычество Бога над свободным человечеством. Бог назначает время для правильных действий, но у человека есть возможность не подчиниться и пожать соответствующие последствия.

10 Видел я эту заботу, которую дал Бог сынам человеческим, чтобы они упражнялись в том.
11 Все соделал Он прекрасным в свое время, и вложил мир в сердце их, хотя человек не может постигнуть дел, которые Бог делает, от начала до конца.
12 Познал я, что нет для них ничего лучшего, как веселиться и делать доброе в жизни своей.
13 И если какой человек ест и пьет, и видит доброе во всяком труде своем, то это— дар Божий.
14 Познал я, что все, что делает Бог, пребывает вовек: к тому нечего прибавлять и от того нечего убавить,— и Бог делает так, чтобы благоговели пред лицом Его. (Ек.3:14)

Кохелет уже доказал, что все, что делает человек — временно. И это нормально. Но есть и то, что вечно. Это то, что делает Бог. И Бог делает так, чтобы перед Ним благоговели. Зачем?

27 Страх ГОСПОДЕНЬ прибавляет дней, лета же нечестивых сократятся. (Прит. 10:27 )

Бог делает так, чтобы перед ним благоговели по одной простой причине — это лучше для людей. Бог делает так, чтобы грех приносил физические страдания, потому что хочет, чтобы люди осознали последствия греха для духа. Бог делает так, чтобы мудрость приносила скорбь, потому что отсутствие скорби — это греховное равнодушие.

О Божьем деле в этой главе сказано две вещи — оно прекрасно и оно вечно. Только грех все портит.

16 Еще видел я под солнцем: место суда, а там беззаконие; место правды, а там неправда.
17 И сказал я в сердце своем: «праведного и нечестивого будет судить Бог; потому что время для всякой вещи и суд над всяким делом там» (Ек.3:16-17 ).

Так видит Кохелет. Суд — это дело Божье. И как любое дело Божье, суд прекрасен. И вечен.

… воскресении мертвых и о суде вечном. (Евр. 6:2 )

Божественное спасение и Божественный приговор — вечны и неизменны. Так же, как и человеческая свобода. Потому что эта свобода — тоже Божья идея.

18 Сказал я в сердце своем о сынах человеческих, чтобы испытал их Бог, и чтобы они видели, что они сами по себе животные;
19 потому что участь сынов человеческих и участь животных— участь одна: как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом, потому что все— суета!
20 Все идет в одно место: все произошло из праха и все возвратится в прах.
21 Кто знает: дух сынов человеческих восходит ли вверх, и дух животных сходит ли вниз, в землю?
22 Итак, увидел я, что нет ничего лучше, как наслаждаться человеку делами своими: потому что это— доля его; ибо кто приведет его посмотреть на то, что будет после него? (Ек.3:18-22)

Итак, что мы видим — нет ничего лучше, чем получать удовольствие от того, чем ты занимаешься. Если ты научишься получать удовольствие от того, чем ты занимаешься, то ты будешь самым счастливым человеком в мире. Все остальное ничего не значит. Слава, богатство, все, что ты наживешь, не имеет пользы. Если ты зарабатываешь денег больше, чем можешь употребить для насущных нужд, это, конечно, прикольно, но если цена этого — беспокойство и переутомление, то оно того не стоит. Когда ты умрешь, деньги тебе не понадобятся. Язычники вот иначе думали — пытались с собой в гроб захватить на тот свет еды, денег побольше. В свете Библии это — глупость.

Поэтому Кохелет говорит — будь добр перед Божьим лицом. И тогда во всех скорбях, во всех проблемах, так же как и во всех радостях и благословениях — будешь счастлив.

Пастор Денис Медведев

Метки: библейские исследования

«Не предавайся греху, и не будь безумен: зачем тебе умирать не в свое время?» — обращается к нам проповедник (Еккл. 7:17).

Действительно, как связаны грех и время смерти? и какое время — «мое»?

Рассуждая о сущности греха, митрополит Антоний Сурожский говорит: «Вопрос не в величине греха, а в том, что мы грех выбираем. Я думаю, можно это так себе представить: есть река, которая течет между областью Христа и областью сатаны. Местами она узкая, ее можно перейти почти пешком, местами она делается глубокая, полноводная, широкая. Но вопрос не в том, где мы пересекли эту реку, а в том, что мы оставили область Царства Христа и Бога для того, чтобы переправиться в область сатаны. Это так просто — и так жутко! Грех — это выбор между Богом и Его противником, между жизнью и смертью, между светом и тьмой. Это может быть не злостный выбор в том смысле, что мы не говорим: «Да, я отрекаюсь от Бога и перехожу в лагерь противника». Но это выбор в том смысле, что я говорю: «Сойдет! Это не так важно! Я дам себе поблажку; хоть на короткое время перейду в область, где меня совесть не будет упрекать, потому что… в этой области я не буду казаться таким темным, каким вижу себя в области света».

Вот в чем грех… Да, мы можем обратно пересечь эту реку — но какими мы возвращаемся? Мы возвращаемся не теми, какими были до того, как отреклись от нашей дружбы с Богом и ушли в область Его противника, мы возвращаемся уже заклейменными, испачканными, раненными, порой очень глубоко».

Кто-то из святых сказал, что в творении отдельно от Творца нет жизни. Греша, разрывая дружбу с Богом, человек медленно умирает. Человек не становится таким, каким задумал его Бог. Не сбывается.

Авраам умер, насыщенный жизнью (Быт 25:8), и многострадальный Иов вошел во гроб в зрелости, «как укладываются снопы пшеницы в свое время» (Иов 5:26). И царь Давид просил Бога не забирать его душу на полпути (Пс 101:25) — и получил просимое. Конечно же, все они не были безгрешными. Но они умели жить перед Богом и даже в самые трудные минуты говорить: «Господь упование мое!» (Пс. 90:9). А о каждом, кто доверяется Ему, Господь Сам говорит: «С ним я в скорби; избавлю его и прославлю его, долготою дней насыщу его, и явлю ему спасение Мое (Пс 90:15-16). Измеряется ли это насыщение временем? У каждого — свой ответ. Бесспорно только одно: без Бога нет жизни, а с Богом нет смерти!

Отвлечемся на время от перипетий неподвастного даже админам «баллообразования» 🙂 и позорного провала нашего мега-конкурса.
Старший записался на курсы японского при дип.академии. На мой вопрос «накойхер», ответил, что в Японии нынче нужны физики. Я примерно в его возрасте перестала хотеть быть Карлсоном, и стала хотеть быть Миледи.
Вчера, собираясь выйти из дома, в последний момент засунула в сумку книжку Уэльбека «Мир как супермаркет» (сборник его журнальных статей). Выбор пал на нее исключительно из-за компактности и невесомости. К моему удивлению — читала с удовольствием. Приобретя ее какое-то время назад, читать не смогла. Показалось неинтересно. Такое уже бывало (например, с учебниками))). Разные периоды жизни – разные книги. Когда-то прочитала, а теперь совершенно не могу — Томаса Манна и, извините, Кэндзабуро Оэ. И, наоборот, Павич и Кальвино прежде чем проникнуть в мою душу долго стояли на полке приживалами.
Есть книги, которые забирают и завораживают буквально с первой страницы. Как будто открываешь окно после дождя, или посмотришь в ночное небо, или первый раз выйдешь из здания ж/д вокзала в Венеции. А другие томятся на полке. Некоторые с закладками (да, прямо открою через пять лет и начну читать дальше с этого же места)), которые сами уже превратились в артефакт.
Все-таки это какое-то чудо. Ведь это просто слова, употребленные в
определенном порядке. Я же не становлюсь глупее или умнее. И так называемый жизненный опыт (как показывает жизненный опыт) тоже особо мудрости-то не прибавляет, а только «есть о чем рассказать впоследствии». Однако одни и те же слова вдруг обретают какой-то пронзительный иллюзионизм, и твой индивидуальный предел понимания мира расширяется, и тебе становится интересно то, что было совершенно
неинтересно еще пару лет назад.
Есть книги под ситуацию или под настроение. В дороге хорошо идут тягучие английские детективы и какие-нибудь Основы менеджмента. С похмелья – Тэффи и Довлатов. При депрессии – Уэльбек и бабьи надрывные стенания вроде Рубиной. Утром хорошо почитать «Основы современного естествознания» или рецензии на книги в «Букник», вечером — рассказы Роальда Даля, а в постели перед сном — Диккенса. При внезапно обретенном душевном равновесии – Борхес и Акройд. При его потере – Чехов. На работе особый интерес вызывают произведения малых форм. Причем, спектр их очень разнообразен – Как правильно строить курятники или Как выглядеть значительно моложе ничего для этого не делая. Есть книги, которые можно читать всегда и везде – Гоголь и Меир Шалев, например. И, наоборот, невозможно читать никогда – Джойса и женские романы).
Пусть только они будут в бумажном виде!

>Ветхий Завет

Книга Екклезиаста или Проповедника

Глава 3.

1Всему свое время, и время всякой вещи под небом: 2время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное; 3время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время строить; 4время плакать, и время смеяться; время сетовать, и время плясать; 5время разбрасывать камни, и время собирать камни; время обнимать, и время уклоняться от объятий; 6время искать, и время терять; время сберегать, и время бросать; 7время раздирать, и время сшивать; время молчать, и время говорить; 8время любить, и время ненавидеть; время войне, и время миру.

9Что пользы работающему от того, над чем он трудится?

10Видел я эту заботу, которую дал Бог сынам человеческим, чтобы они упражнялись в том.

11Всё соделал Он прекрасным в свое время, и вложил мир в сердце их, хотя человек не может постигнуть дел, которые Бог делает, от начала до конца.

12Познал я, что нет для них ничего лучшего, как веселиться и делать доброе в жизни своей.

13И если какой человек ест и пьет, и видит доброе во всяком труде своем, то это — дар Божий.

14Познал я, что всё, что делает Бог, пребывает вовек: к тому нечего прибавлять и от того нечего убавить,- и Бог делает так, чтобы благоговели пред лицем Его.

15Что было, то и теперь есть, и что будет, то уже было,- и Бог воззовет прошедшее.

16Еще видел я под солнцем: место суда, а там беззаконие; место правды, а там неправда.

17И сказал я в сердце своем: «праведного и нечестивого будет судить Бог; потому что время для всякой вещи и суд над всяким делом там».

18Сказал я в сердце своем о сынах человеческих, чтобы испытал их Бог, и чтобы они видели, что они сами по себе животные; 19потому что участь сынов человеческих и участь животных — участь одна: как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом, потому что всё — суета!

20Все идет в одно место: все произошло из праха и все возвратится в прах.

21Кто знает: дух сынов человеческих восходит ли вверх, и дух животных сходит ли вниз, в землю?

22Итак увидел я, что нет ничего лучше, как наслаждаться человеку делами своими: потому что это — доля его; ибо кто приведет его посмотреть на то, что будет после него?

Предыдущая книга	Следующая книга
» Предыдущая глава	Следующая глава «